Материал предоставлен Станиславом Повеликиным
для публикации в рубрике «Другие горизонты»

Дух родной земли

Огромное количество наших соотечественников после революции нашло свой новый дом за океаном. Их жизнь прошла в отрыве от земли, на которой они родились.

Мне, как русскому, живущему в Америке, интересна судьба послереволюционной эмиграции. Кто были они, кто есть мы, и где есть Россия? Земля ли она под ногами или дух внутри нас?

С женой и детьми мы побывали в русской деревне Чураевка (село Сауфберри, штат Коннектикут). Это 160 километров к северу от Нью-Йорка. Место, исторически связанное с зарубежной русской культурой.

При въезде в деревню стоит часовенка Святого Сергия из серого камня, увенчанная золотой луковкой с крестом и иконой над входом. Икона, как и роспись внутри, сделана Николаем Рерихом, что следует из мемориальной таблички. Рерих, проживший в Чураевке два года, и спроектировал часовенку, и – совместно с известным авиаконструктором Игорем Сикорским – финансировал ее строительство.

Чураевка основана в 1923 году писателем Георгием Гребенщиковым, широко известным в среде русской послереволюционной эмиграции. Свое название она получила в память о сибирской деревне, откуда Георгий Дмитриевич родом. До Гребенщикова деревня существовала в качестве летнего дачного поселения для русских эмигрантов, проживающих в близлежащих американских мегаполисах – Нью-Йорке и Нью-Хэйвене. Одним из первых поселенцев был сын Льва Толстого – Илья Львович, он и продал часть своих владений Гребенщикову.

Георгий Дмитриевич, нашедший сходство этих мест с далекой родиной, проникся идеей воссоздать в американской глубинке свою Чураевку и собрать в ней в одну общину творчески одаренных российских изгнанников. Идея воплотилась в жизнь в полной мере – деревня зашумела русской жизнью, ее посещали многие знаменитости: частенько наведывался Федор Шаляпин, а после летних концертов отдохнуть и покататься на лодке выбирался Сергей Рахманинов. Инженеры, художники, врачи, писатели нашли здесь достойный круг общения. Гребенщиков открыл в Чураевке типографию «Алатас», где печатались его собственные произведения, написанные уже здесь, в США, и произведения других русских авторов-эмигрантов. Книги распространялись в русской эмигрантской среде Америки и Европы. Здесь вызревали планы создания Лагеря Костровых Братьев для мальчиков, русской Школы Искусств, русского Дома отдыха. Местные жители хранили русские обычаи – дамы, например, ходили в сарафанах. В Чураевке полнокровно жила альтернативная Россия, а русский жизнеутверждающий дух восторжествовал над унынием изгнанных и отверженных.

Даже в 50-е годы ХХ века, когда от старой России в СССР не осталось и следа, здесь, словно в живом музее, можно было окунуться в быт дореволюционных времен. Чураевцы, зарабатывавшие на жизнь службой на американских предприятиях и говорившие в деловой среде на английском, вне бизнеса носили русские одежды, кололи дрова, готовили блины, собирались шумными компаниями и пели русские песни. Это продолжалось до конца 80-х. С уходом поколений, воспитанных в русских традициях, дома постепенно распродавались, а дети и внуки первых чураевцев, получив образование в американских школах, разъезжались по большим городам делать карьеру.

Да и мы с женой приехали в Чураевку вовсе не затем, чтобы исследовать русское культурное наследие, а с чисто меркантильной целью – посмотреть на конкретный дом, выставленный на продажу внучкой Владимира Успенского. По крови хозяйка была русской, но по внешнему виду – типичная американка. Я спросил хозяйку, остались ли, кроме нее, в деревне русские. «Очень немного, – ответила она. – Вот в моем детстве здесь было весело. Все праздники отмечали вместе, в гости друг к другу ходили, блины ели, выпивали, пели. В часовне на все православные праздники службы были, молодые венчались…»

Мы проехались по деревенским дорожкам, напоминающим заасфальтированные козьи тропы в гористом лесу. «Киев драйв», «Толстой роуд» пестрела латиница, вырезанная русской вязью на деревянных указателях. У одного дома седой мужчина славянской внешности, с богатой белой бородой, набрал охапку дров из поленницы, взглядом через плечо просканировал нашу машину, медленно проезжающую мимо, и скрылся за дверью. Резная табличка возле его участка гласила на английском «Osipchuk».

Местность была холмистая, дома располагались на разных уровнях, длинноствольные деревья тянулись так высоко к небу, что постройки в поймах казались утонувшими в лесной глубине. Другой берег реки круто уходил вверх, словно стена, отгораживающая Чураевку от внешнего мира. Глубиной и многомерностью лес напоминал картину «Березовая роща» Архипа Куинджи…

На обратном пути мы встретили пару – мужчина и женщина средних лет, интеллигентного вида, в лицах и манерах читалось чувство собственного достоинства, в глазах – пытливый ум и интерес к жизни. Женщина была в стильной шубке из дорогого меха, а мужчина – в подчеркивающем осанку пальто. Такими я представлял себе русских, которые жили в Чураевке во времена ее расцвета. Оказалось, московский профессор экономики, временно проживающий и преподающий в Штатах, приехал сюда c женой, чтобы предаться воспоминаниям. Профессор – друг Сикорских, часто бывал в Чураевке, когда сын Сикорского еще был жив.

Когда мы признались, что ищем недвижимость в этих краях, профессор мечтательно высказался за возможное возрождение русской жизни в Чураевке…

Вернувшись в Нью-Йорк, я скачал из Интернета роман Гребенщикова «Чураевы», написанный еще в России. Всем советую прочесть.

Станислав Повеликин

Фото Станислава Повеликина, а также фотографии, предоставленные Александром Шрамко

Материал опубликован в газете "Формула счастья: он и она", № 6, март 2010 года

Настоящая публикация размещена на сайте Галины Филимоновой в рубрике «Другие горизонты» в качестве отклика на семинар "Культурное наследие Нижегородской области: кризис памяти"

P.S. 2 апреля 2011 года в Чураевке – в часовенке – состоялась служба. Подробнее – в материале Станислава Повеликина «Богослужение в Чураевке».