Материал предоставлен Верой Звездовой в качестве доклада
на семинар "Культурное наследие Нижегородской области: кризис памяти"

Опыт сохранения культурного наследия в Пермском крае: территория смысла

В июле этого года, по приглашению фонда «Юрятин» и его президента, профессора Пермского государственного университета Владимира Васильевича Абашева, мне довелось принять участие в экспедиции «Горнозаводская цивилизация в XXI веке: тупики и перспективы». Недельная программа включала в себя пребывание в Перми и поездку по Пермскому краю – с посещениями музеев, круглыми столами, дискуссиями и знакомством с местными культурно-историческими достопримечательностями.

В последние несколько лет Пермский край громко заявляет о себе как территория с последовательной и амбициозной культурной стратегией. В условиях жёсткой конкуренции регионов пермские власти сделали ставку на интеллектуальные технологии и символический капитал, каким, вне всякого сомнения, является историко-культурное наследие. В Перми оно рассматривается, в том числе, в качестве основной составляющей развития туристической отрасли.

Хочу подчеркнуть, что жители Перми прекрасно осознают тот факт, что их город не блещет внешней красотой и не может похвастаться выдающимися архитектурными памятниками. Тем не менее, здесь есть, на мой взгляд, принципиальные вещи, которые оставляют у приезжего неизгладимое впечатление.

Самое больше потрясение от столицы Пермского края, безусловно, – эспланада. Огромное, ровное, ничем не застроенное пространство в центре города. Для местных жителей место сакральное. «Пермяк не может покуситься на эту священную пустоту», - поясняет писатель Алексей Иванов. Представить себе нечто подобное в любом другом российском мегаполисе немыслимо. Существование гигантского неосвоенного даже не куска, а кусищи земли, с точки зрения «здравомыслящих застройщиков», абсолютно нерационально. Но в Перми не всё меряется материальными категориями.

С лёгкой руки профессора Абашева, здесь бытуют понятия «Пермь как текст», «город-память» и «город-смысл». Справедливо полагая, что ценность историко-культурного наследия не только, а подчас и не столько, в его внешней раритетности, сколько во внутренней, смысловой, в Перми настаивают на том, что главная задача культуртрегеров - оживить эти смыслы.

К сожалению, отечественное культурное наследие, и нижегородское в том числе, нужно не столько показывать, сколько рассказывать, поскольку его материально-визуальная составляющая чаще всего плачевна. И выход здесь один – пробиваться к смыслам. При грамотном подходе к делу результаты могут быть поразительными.

Проиллюстрирую сказанное на двух пермских примерах.

Главными пунктами маршрута нашей экспедиции стали рабочий посёлок Всеволодо-Вильва, где в начале ХХ столетия полгода провёл молодой Борис Пастернак, и столица Строгановского Прикамья – город Усолье. Опираясь на историческое и культурное прошлое этих мест, здесь с нуля созданы музеи, успешно работающие с историческими брэндами (то есть, осознанными символическими ценностями), каковыми являются имена Пастернака и Строгановых.

С экономической точки зрения, сегодняшняя Всеволодо-Вильва – это депрессивное поселение, где из трёх тысяч рабочих мест осталось всего двести, а вместо процветающего химического производства – небольшой цех по выпуску поролона. От Перми его отделяет более двухсот километров. Но в конце XIX – начале ХХ века посёлок, по каким-то таинственным причинам, притягивал людей, которые составляют цвет и гордость мировой культуры. В разные годы здесь подвизались промышленник и меценат Савва Морозов, великий русский писатель Антон Чехов, биохимик Борис Збарский (тот самый, который разработал технологию бальзамирования тела Ленина), наконец, лауреат Нобелевской премии Борис Пастернак.

«Пастернаковский период» случился здесь в 1916 году и длился 6 месяцев – с января по июнь.

Борис Пастернак приехал в Пермский край 26 лет от роду и был на тот момент не мировой знаменитостью, а совсем даже напротив – молодым человеком без определённого рода занятий. Ни музыкант, ни философ (хотя учился тому и другому), ни профессиональный литератор (первая книжка стихов, выпущенная в 1914-м, не удостоилась ни одной рецензии в прессе). На жизнь он зарабатывал гувернёрством. За случайное предложение поехать на Урал в качестве помощника управляющего химическим производством Бориса Збарского, Пастернак ухватился с радостью.

Вот так, по воле случая, во Всеволодо-Вильве собралась молодая компания культурных и образованных людей. Борису Збарскому в 1916-м было 32 года. После смерти хозяина его пригласили на Морозовские заводы в качестве кризисного управляющего, поэтому он целыми днями пропадал на производстве, а Пастернак развлекал его скучающую жену, красавицу Фанни Николаевну. Роман был неизбежен, и он разразился, а вслед за ним разразились стихи. Знаменитое «На пароходе» датировано как раз 1916-м годом.

Держа в руке бокал, вы суженным

Зрачком следили за игрой

Обмолвок, вившихся за ужином…

Это о Збарской написано.

Кроме этого стихотворения, во Всеволодо-Вильве были созданы стихи «Ивака» и «Урал впервые», а также шедевр пастернаковской лирики «Марбург», беловой вариант которого отпечатан на изнанке заводских бланков. И ещё два десятка других стихотворений.

Сохранилась архивная фотография, сделанная во Всеволодо-Вильве - Борис Пастернак оседлал коня, поддерживаемого под уздцы Фанни Збарской. Такая вот овеществлённая метафора: именно здесь, на Урале, родился Пастернак-поэт.

Однако уже к середине 1990-х никаких зримых следов, напоминавших о пребывании на этой земле тех, кто стал не только пермской историей, не осталось.

Но осталась память, остался миф места. То, что называется нематериальным культурным наследием, которое, согласно Международной конвенции, принятой ЮНЕСКО в 2003 году, надлежит охранять.

Что же делает президент фонда «Юрятин» Владимир Васильевич Абашев? Будучи филологом, он обращается к вербальному ресурсу и в очередной раз доказывает, что слово, действительно, имеет власть и силу. Причём вполне материальные.

В 2006 году по инициативе Абашева в Перми проходит Международная научная конференция «Любовь пространства…»: поэтика места в художественном мире и судьбе Пастернака», приуроченная к 90-летию пребывания поэта на Урале и к 50-летию романа «Доктор Живаго». Конференция собирает лучших в мире славистов. В один из дней их везут по пастернаковским местам, включая Всеволодо-Вильву и её окрестности. Экскурсия имеет бешеный успех, и, после разъезда именитых гостей, губернатор Пермской области осознаёт всю важность имени Бориса Пастернака для своего региона. Через два года во Всеволодо-Вильве при непосредственной губернаторской поддержке появляется дом – точная копия того, в котором супруги Збарские принимали будущего Нобелевского лауреата. Здание было восстановлено по старым чертежам и фотоснимкам, получило имя «Дом Пастернака» и статус филиала Пермского краевого музея. Его экспозицию составляют увеличенные копии архивных фотоснимков пребывания поэта во Всеволодо-Вильве и книги, написанные как самим Пастернаком, так и о нём.

Музей тут же становится культурным центром посёлка, вокруг которого начинают формироваться разные сообщества. В Перми создано Всеволодо-Вильвенское землячество, в которое вошли уроженцы поселка, добившиеся успеха в разных областях (во власти, в науке, в бизнесе). При «Доме Пастернака» возникла гончарная мастерская, в которой может попробовать свои силы любой из местных жителей. Печь для обжига мастерской подарило Землячество, а глиной бесплатно обеспечивает местная администрация. Летом на веранде Дома проходят концерты. То есть, идёт естественная культурная жизнь.

Это очень важно, потому что человеку необходимо ощущать значимость места, в котором он живёт, тем более, если это место вдали от столиц, где, как нам внушают, вершится всё самое-самое главное. Книга «Всеволодо-Вильва на перекрёстке русской культуры», изданная фондом «Юрятин» и мгновенно расхватанная всеволодо-вильчанами, как и музей «Дом Пастернака», даёт местным жителям иное измерение пространства и времени, вписывая небольшой уральский посёлок в контекст мировой культуры. Знание того, что ты кровно связан с землёй, имеющей столь богатую историю, значительно повышает самооценку: не в тьму-таракани и не прозябаем. А мысль, как субстанция волевая, всегда стремится к материализации. И вот уже местная администрация всерьёз прорабатывает варианты восстановления усадьбы Саввы Морозова – под гостиницу для туристов. Тем более что туристы теперь здесь частые гости…

Проводя параллели с Нижегородским краем, в первую очередь вспоминаешь село Игнатово в Сергачском районе, всего-то в 20 километрах от районного центра. Если Урал сделал из Пастернака поэта, то Нижегородчина спасла для мировой общественности композитора Рахманинова. В возрасте 24 лет он четыре месяца, с мая по сентябрь 1897 года, провёл в нижегородском имении генерала Скалона, и эти четыре месяца сыграли огромную роль в его жизни и творчестве: Рахманинов излечился от глубочайшей депрессии, вызванной провалом Первой симфонии, и смог снова подходить к роялю.

О пребывании композитора в Игнатове сохранились обширные воспоминания современников, множество фотографий. Казалось бы, роскошный материал, готовый брэнд – бери и раскручивай, как делают это с селом Ивановка под Тамбовым. Но ничего подобного нет и в помине. Культурные и административные власти Сергача не только никак не отметили эти, святые для всякого поклонника гения Рахманинова, места, в экспозиции Сергачского краеведческого музея вообще отсутствует хоть какая-то информация об этой уникальной странице местной истории! Все силы (и средства) брошены на раскрутку совсем другого брэнда: Сергач позиционирует себя как «медвежий угол», не смущаясь тем, что у подавляющей части публики ассоциации с этим словосочетанием довольно стойкие – захолустье . А вот реальная возможность использовать имя Сергея Рахманинова для привлечения интеллектуальных, культурных, а вслед за ними и финансовых инвестиций, для развития цивилизованного, а не дикого туризма бездарно упускается.

Видимо, акцентировать внимание на пребывании великого русского композитора в селе Игнатово администрации просто невыгодно – хотя бы потому, что тогда придётся объяснить, кто, когда и почему дал разрешение построить на фундаменте главного усадебного дома генерала Скалона современный коттедж…

Несколько слов об Усольком историко-архитектурном музее.

Основанное в 1606 году Усолье, безусловно, самый «строгановский» город во всем Пермском крае, а имя Строгановых на сегодняшний день – наиболее осознанная пермскими властями символическая ценность. Кроме того, Уральская Венеция, как часто называют эти места, сохранила великолепную историческую фактуру. Хотя при строительстве Камской ГЭС значительная часть города и была затоплена, а остатки старой промышленно-торговой империи соляных магнатов оказались на островах, до XXI века чудом дожили целых 44 архитектурных памятника, в том числе уникальные образцы Строгановского барокко: Спасо-Преображенский собор с отдельно стоящей колокольней и Палаты Строгановых. Безусловный интерес также представляют контора Строгановского солеваренного завода и несколько десятков особняков XVIII-XIX столетий, принадлежавших Голицыным, Лазаревым, Шаховским и прочим именитым дворянским и купеческим фамилиям.

Однако, как многие историко-культурные объекты на постсоветском пространстве, Усольский Посад к последнему десятилетию ХХ века лежал в руинах. К тому же вдали от проторенных маршрутов: до Перми - 183 километра, до основной трассы – тридцать шесть. Да и полюбоваться творениями талантливых зодчих прошлого можно было лишь издали, подойти ближе мешала вода. Кого заманишь в такую глушь?

Однако власти Усолья вовремя поняли (или всё-таки просчитали?), какое богатство им досталось. Была укреплена дамба, построены мосты, проложена дорога, обеспечивающая бесперебойный доступ к памятникам, отреставрированы и отданы под историко-архитектурный музей Палаты Строгановых. Сегодня успешно восстанавливаются редкой красоты церкви и дома. И туристический люд в буквальном смысле слова повалил в Усолье.

Вот красноречивые цифры, которые характеризуют деятельность историко-архитектурного музея: при численности самого усолького населения в шесть тысяч человек по Палатам Строгановых ежегодно прогуливается двадцать пять тысяч посетителей. В июле 2006 года, во время фестиваля исторических городов, музейные сотрудники зафиксировали и вовсе небывалый всплеск – Палаты приняли за месяц шестнадцать тысяч (!) человек.

И это притом, что, с точки зрения традиционной музеологии, согласно которой главное в экспозиции – подлинные вещи, Палаты Строгановых бедны, аки церковная мышь. Аутентичных артефактов строгановских времён здесь попросту нет: произведения знаменитых школ Строгановской иконописи, золотного шитья и рукописных книг, осели в фондах Москвы и Санкт-Петербурга.

Чем же тогда «берут» публику сотрудники Палат? Исключительно креативным мышлением. Так, четыре года назад пермские кинематографисты сняли фильм «Храню и помню», рассказывающий об истории Усолья, неразрывно связанной с жизнью и деятельностью Строгановых. Музейщики взяли эту картину за основу при создании постоянно действующей четырёхмерной видеоинсталляции «История рода Строгановых». Изображение проецируется непосредственно на старые музейные стены вокруг зрителя, и тот оказывается в самой гуще происходивших некогда событий. А заодно может полюбоваться культурными раритетами, «изъятыми» из Усолья самоуверенными столичными специалистами.

Прослышав о продвинутых хранителях, свои работы Усольскому музею охотно предлагают модные художники. Именно в Палатах Строгановых, а не в музее современного искусства PERMM, состоялась презентация нашумевшего арт-проекта Константина Худякова «Предстояние. Деисис». Автор предпринял попытку дать масштабную трактовку Священной истории в лицах, что вызвало яростные споры в мировом культурном сообществе, поэтому в Усолье видеоэкспозиция стала ещё и поводом для проведения круглого стола на тему «Друг перед другом: лицо человека и священные лики». Такой вот аутентичный концептуализм…

Станислав Хоробрых, директор Палат, считает подобные проекты закономерным продолжением дела, начатого в XVI столетии школой Строгановского письма. «В течение XVII-XIX веков, – говорит он, – происходила «конвертация» парусных приёмов портретного изображения в классический стиль. И нам есть, что рассказать о традициях и новаторстве в современной портретной живописи и религиозном искусстве».