1 марта 2018 года

Оружейная палата Московского Кремля

К вопросу о первом проекте музеефикации кремлевской сокровищницы

Деятельности представителей знаменитой фамилии Аргамаковых посвящен ряд публикаций «Чудь: специальная экспедиция», вызвавший отклик у кандидата исторических наук, заведующей сектором современной документации Музеев Московского Кремля Марины Кировны Павлович. Она решила поделиться с широкой аудиторией результатами своих исследований, посвященных созданию Алексеем Михайловичем Аргамаковым первого в стране проекта музеефикации Оружейной палаты в Московском Кремле в середине 1750-х годов. С историком пообщалась Галина Филимонова:

– Марина Кировна, в Вашей статье «Проект музеефикации середины XVIII века: Оружейная палата и А.М.Аргамаков» рассказывается о том, как в 1755 году Алексей Михайлович Аргамаков разработал проект музеефикации кремлевских сокровищниц. Что послужило толчком для такой «пионерской» для Российской Империи того времени работы?

– В середине 1750-х годов императрица Елизавета Петровна, движимая желанием реорганизовать всю систему управления в Российской империи «по обстоятельству нынешних... обычаев и нравов», активно занялась законотворчеством. Об этом говорит сенатский указ от 24 августа 1754 года «О сочинении по судебным местам проектов Уложения...», который подготовил сенатор П.И.Шувалов. По его предложению этот Указ был принят. Приложенный к указу «План к сочинению Уложения» с очевидностью показывает, что предстоящая реформа должна была затронуть все основные сферы деятельности: судебную систему, права и обязанности граждан, вопросы собственности, систему розыска и наказания и так далее. В соответствии с указом была образована специальная комиссия, а в государственные учреждения назначались чиновники и военные для проверки состояния дел и выработки предложений – «пунктов» – по улучшению административной деятельности. Сначала в этом документе были перечислены структуры военного ведомства, затем – центральные учреждения: Ревизион-коллегия, Статс-контора, Канцелярия по строительству и прочие, в числе которых была и Мастерская и Оружейная палата, куда направлялся коллежский советник А.М.Аргамаков.

– То есть работа Аргамакова не была каким-то единичным актом, вызванным заботой государыни исключительно о древней кремлевской сокровищнице?

– Она проходила в рамках общегосударственной реформы, которую могли осуществить самые образованные люди своей эпохи, к числу которых, безусловно, относился Алексей Михайлович Аргамаков – чиновник восьмого класса по Петровской Табели о рангах, коллежский советник. Прибыл он в Оружейную палату осенью 1754 года, в соответствии с рассмотренным выше указом, чтобы найти недостатки в работе данного учреждения и представить предложения по их устранению. 24 октября, еще не приступая к проверке, он сразу же изложил свои требования руководству палаты. В частности, ему полагалось «особливое приличное место» для работы, помощники –  «достойные приказные люди», –  а также средства на приобретение бумаги, чернил и прочих припасов. Как всякому ревизору, были ему нужны и справки об учреждении, указы о смене руководства, старые инструкции, описи имеющихся сокровищ и архивных дел.

– Что же он получил в итоге?

– За неимением свободного помещения ему было выделено место в общей Судейской палате и даны в подчинение три работника. 26 октября Алексей Аргамаков в сопровождении присутствующего князя В.Ф.Шереметева осмотрел казенные палаты с оружием, конскими уборами, серебряной и золотой посудой, регалиями, а на следующий день ознакомился с архивом, «как в шкафах книги и дела положены».

Мы можем только догадываться, какое впечатление произвели на него увиденные сокровища и древние документы! Но вскоре он направил в Сенат донесение «о непорядочном» содержании сокровищ и особенно архива, обещая в ближайшее время представить «пункты» – рекомендации. «Но оная Архива по большей части не разобрана и реестру не имеет, – писал он, – к тому же ненужными бумагами наполнена, да и те по большей части повреждены, так что и надежды не остается к получению исторических древних уведомлений, откуда какая вещь и в какое время при каких обстоятельствах вошла». Досталось и описям. Судя по донесению, они были «с великим непорядком написаны», в связи с чем Аргамаков просил Сенат срочно повелеть руководству палаты составить новую опись по всем хранилищам, распо­ложив в ней описания предметов «по сортам».

– Каков же был ответ на этот доклад о столь плачевном состоянии государственной сокровищницы?

– Ответом был сенатский указ от 24 декабря 1754 года, предписывающий срочно заняться разбором предметов «по сортам» и составлением «генеральной» описи, а также описанием архива. Сам же Аргамаков двадцать седьмого декабря выехал в северную столицу, забрав с собой реестр имеющихся в архиве палаты документов по ее истории и смене руководства.

– Примерно в это же время был открыт Московский университет, первым директором которого был Алексей Михайлович Аргамаков. Получается, работа с Оружейной палатой повлияла на его карьеру?

– Совершенно верно. 21 января 1755 года по именному императорскому указу был образован Московский университет и при нем две гимназии, кураторами которых стали действительный камергер и кавалер И.И.Шувалов, брат П.И.Шувалова, и действительный статский советник Блюментрот, а директором – коллежский советник Алексей Михайлович Аргамаков. На связь этого назначения с ревизией Мастерской и Оружейной палаты первым обратил внимание С.М.Соловьев: «Мы видим, что Аргамаков был назначен тоже в Комиссию по Уложению и ему поручено было составить проект устройства Оружейной палаты. Он поспешил уже в начале же 1755 года представить этот проект, который делает ему честь и может объяснить, почему его назначили директором Университета». С оценкой представленных Аргамаковым «пунктов» нельзя не согласиться. Но я бы внесла небольшое уточнение: в Сенате они рассматривались несколько позднее, 6 февраля, то есть уже после учреждения Университета. Тем не менее, вполне возможно, что продемонстрированное чиновником рвение в сбережении древних сокровищ послужило причиной того, что первым директором Московского университета стал именно он.

– Что же последовало в ответ на суровый Указ правительствующего Сената?

– Донесение присутствующего Владимира Шереметева, где сообщалось, что «вещи и дела» хранятся «порядочно и исправно», в шкафах и сундуках, книги и дела в архиве также лежат в шкафах по порядку, среди них нет ненужного хлама, а плохая сохранность отдельных столбцов объясняется исключительно их древностью. В частности, Шереметев писал, будто весь архив был осмотрен Аргамаковым за четверть часа и лишь единожды, «в такое весьма краткое время о том архиве аккуратности ему взять было некогда, нечего и видимо, что оный доклад он чинил токмо одними догадками, а не делом». Разбор архива велся с 1750 года, и к моменту проверки было описано десять тысяч дел, на которые имелись реестры. Выяснилось: Опись Аргамаков видел всего одну, по Мастерской палате, а других просто не требовал. В числе прочих сведений указывалось, что если разбирать все предметы сокровищницы «по сортам», как требует Сенат, то длящаяся несколько лет передача ценностей от прежнего Главного судьи М.Я.Волкова новому руководству затянется на неопределенное время. Справедливости ради стоит отметить: просмотр многочисленных документов того времени подтверждает, что архив палаты действительно разбирался с 1750 года, а ситуация с хранением предметов обстояла если уж не так «порядочно», как обрисовал Шереметев, то отнюдь не столь плачевно, как докладывал Аргамаков.

– Кому же поверил Сенат: Аргамакову или Шереметеву?

– К сожалению, мы не располагаем сведениями о том, как были приняты Сенатом объяснения В.Ф.Шереметева. А вот Аргамаков в начале 1755 года представил обещанные шесть «пунктов» по реорганизации деятельности кремлевской сокровищницы, а 6 февраля они были рассмотрены на заседании правительствующего Сената. В двух из них отмечалось, что имеющиеся ценности –  короны, скипетры, державы, а также «древние куриозные вещи» –  необходимо хранить «в лутчем порядке», так как они «могут составить славную галерею», в связи с чем предлагалось выстроить для них специальное здание, где и выставить сокровища надлежащим образом.

Оружейная палата Московского Кремля

В третьем «пункте» речь шла о составлении новой описи вещей, расположенных «в той построенной галерее обстоятельно, с ценою и изъяснением по нумерам», со сведениями об истории предметов. Тут же предлагалось «с лутчих вещей снять абрисы и оной каталог напечатать на русском и на... иностранных языках, дабы столь богатые и куриозные вещи, которые приносят славу империи», не были преданы забвению. Согласно следующему «пункту», надлежало уволить большинство мастеровых после их освидетельствования, оставив лишь самых необходимых, а по пятому – усилить охрану сокровищ, назначив офицера с командой солдат вместо прежних штатских сторожей. В последнем «пункте» Аргамаков предлагал «...один день назначить в неделе, чтоб желающим показывать ценности к их удовольствию», в присутствии чиновника палаты, то есть превратить кремлевские сокровищницы в публичный музей.

Без сомнения, эти предложения содержали немало ценного и отражали самые насущные проблемы. Остро стоял вопрос с помещениями для хранения сокровищ, и прежде неоднократно поднимавшийся руководством палаты, нужна была единая опись. Издание иллюстрированного каталога на разных языках и определение специального дня для показа сокровищниц посетителям открывали перед учреждением новые горизонты и способствовали развитию музейной деятельности, уже зарождавшейся в то время. Однако следует добавить: Аргамаков в своих «пунктах» не удержался от желания принизить руководство палаты. Так, в последнем, шестом «пункте», он писал о том, что, сопровождая посетителей, чиновники будут вынуждены поневоле еженедельно осматривать сокровища и лучше заботиться об их сохранности и содержании в порядке. При этом ни Главный судья палаты Федор Щербатов, ни присутствующий Владимир Шереметев не были ознакомлены с «пунктами» заранее, а узнали о них лишь спустя некоторое время.

– Получается, что Аргамаков, критикуя руководство Мастерской и Оружейной палаты, смог привлечь внимание властных структур к проблемам государственной сокровищницы?

– Получается, что так, ведь в соответствии с его предложениями началось составление проекта галереи. Оно было поручено архитектору Д.В.Ухтомскому, уже известному своими работами в Москве. К маю 1755 года архитектор подготовил чертежи и смету. Он планировал возвести новое двухэтажное здание на фундаменте казенных палат, находившихся между Архангельским и Благовещенским соборами, но с этим предложением Ухтомского не согласился прибывший в Москву Аргамаков. Он считал, что галерею лучше строить «...на Ивановской площади позади Ивановской колокольни к Спасским воротам», рядом с «сараем», где хранился Царь-колокол. В этой связи из Сената поступило распоряжение о подготовке нового проекта. Но архитектор отвечал, что еще ранее указом императрицы предписывалось устроить вокруг колокольни «плитную площадку» длиной до двадцати саженей, «с пристойными решетками для загороди», предназначенную для прогулок пешеходов.

– И чья взяла на этот раз?

– Предложение Аргамакова было отклонено. Было решено остановиться на первоначальном проекте – разобрать старые палаты до сводов нижних апартаментов «за совершенною ветхостью» и возвести на прежнем фундаменте двухэтажное здание без излишних декоративных элементов в архитектуре. Стоимость работ определялась в пятнадцать тысяч рублей. Планы и фасады галереи были одобрены ознакомившимся с ними Аргамаковым. В связи с предстоящими строительными работами и разборкой старых казенных палат возникли проблемы с поиском помещений для чиновников и размещения сокровищ, предлагалось даже перевести присутствие за пределы Кремля, в Новонемецкую слободу, однако руководство Оружейной палаты отклонило это предложение. В итоге место для присутствия было найдено в большой палате Военной конторы, а для ценных предметов – в Камор-коллегии. Заключались договоры с подрядчиками на выполнение различных работ. Однако вскоре строительство встретилось с неожиданным препятствием: одна из стен старой Казенной палаты примыкала к паперти Благовещенского собора.                         

– То есть Аргамаков предлагал более подходящее для строительства место?

– Конечно, ведь по поводу сноса паперти Благовещенского собора началась переписка с духовным ведомством. Она затянулась на годы и сыграла злую шутку. Дело в том, что предполагалось окончить галерею к коронации императрицы Екатерины II в 1762 году, но завершить работы вовремя не успели, и строительство продолжалось еще пять лет. В 1767 году, когда строительство галереи завершилось, вещи в нее решили в течение года не помещать во избежание порчи от сырости. Казалось, все было готово к приведению кремлевской сокровищницы в надлежащий вид, достойный ее собрания. Однако по приказу Екатерины II здание было снесено под строительство дворца по проекту архитектора В.И.Баженова. Возможно, свою роль здесь сыграл и тот факт, что галерея не была готова к коронационным торжествам 1762 года, и, таким образом, монарший интерес к выполнению этих работ угас.

– Какой плачевный конец! Но хотя бы какие-нибудь из предложений Аргамакова по музеефикации Оружейной палаты были воплощены в жизнь?

– В палате предпринимался ряд мер по выполнению предложений Аргамакова. Несмотря на то, что составление генеральной описи было отложено до расстановки вещей в галерее, уточнялась сохранность отдельных предметов. Продолжался разбор архива. Над составлением рисунков с наиболее ценных предметов, прежде всего государственных регалий, трудился живописец палаты Осипов. С невиданным ранее размахом проводились работы по ремонту и чистке оружия, а также предметов из янтаря, кости, тканей и других.

Судя по всему, действительный статский советник Михаил Григорьевич Собакин, руководивший учреждением с апреля 1763 года, стремился разместить ценности в самом приличном виде. Создавалось новое оборудование – шкафы с застекленными дверцами, выкрашенные под красное дерево, для серебряной посуды и коронационных одежд, особые пирамиды для оружия и тому подобное. По штату 1763 года несколько сократилось число мастеровых, а сторожей постепенно заменили солдаты под командованием офицера. Об этих и других мероприятиях мы можем судить по рапортам, направляемым в 1760-е годы из палаты в Сенат и Комиссию по Уложению, в которых перечислялись все «пункты» А.М.Аргамакова, а рядом отмечалось, что именно выполнено. Примечательно, что напротив «пункта» о выделении одного дня в неделю для показа сокровищниц неизменно указывалось, что это совершенно излишне, так как «знатные особы и чужестранцы всегда и так допускаются», а «подлому народу» показывать ценности «никак неможно» из-за вероятности хищений. В 1760-е годы усилилась охрана сокровищниц, а даже после сноса отстроенной галереи при размещении предметов в покоях под Теремным дворцом главным был принцип их лучшего показа, не в сундуках, а в новых шкафах со стеклянными дверцами. Для более наглядной демонстрации доспехов были даже изготовлены манекены людей и лошадей в натуральную величину и в 1770 году выставлены в Казенной Оружейной палате. В апреле следующего года на шкафах с государственными регалиями было установлено шестнадцать княжеских портретов. Проводились и другие меры по украшению хранилищ.

Говоря о роли Аргамакова в судьбе Оружейной палаты, нельзя не отметить огромное положительное значение его проекта, в полной мере реализованного лишь после известного сенатского указа от 10 марта 1806 года, с которого Оружейная палата ведет свое официальное музейное летосчисление. Но нельзя не сказать и о том, что, вероятно, именно благодаря его донесениям возникло устойчивое представление о XVIII столетии как о наименее благоприятном периоде для Оружейной палаты, а некоторые исследователи до сих пор дают крайне негативную и одностороннюю оценку этому удивительному и сложному периоду в ее истории – этапу перехода от государственной сокровищницы и мастерской к музею.

– Марина Кировна, спасибо за беседу!

Материал подготовила Галина Филимонова

Материал подготовлен в рамках исследования «Чудь: специальная экспедиция»

Как поддержать проект?