Материал Дины Коротаевой публикуется в рамках
проекта «Места памяти Нижегородской области»

В поисках забытых деревень

Прошлое обитает в памяти тех, для кого оно было настоящим, но сколько стирается из неё и исчезает бесследно. Память живет либо в сознании, либо на бумаге. Все остальное – только заметки или зацепки, по которым пытаются восстановить полную картину. А если нельзя обратиться ни к людям, ни к книгам или записям, потому как никто их не сделал, что же остается от того, что когда-то существовало? Часто – ничего. Но иногда все же уцелеют кое-какие зацепки, хотя и они постепенно за неимением большего становятся прошлым и также могут исчезнуть, если не оставят никакого следа в памяти или на бумаге. Тогда уже действительно не остается ничего: было и прошло.

Но человек не смиряется с таким положением дел. Правда, на все не хватит ни памяти, ни бумаги. Да и не надо, наверно, чтобы всё хранилось. Но с каким интересом, увлечением бросаемся мы собирать те осколки прошлого, которые, так или иначе, касаются нас, нашей родословной, истории малой родины.

Чем меньше на фоне всеобщей истории интересующее нас явление или событие, тем труднее найти и собрать те крохи воспоминаний или примет о нём. На бумаге о них, за редким исключением, не остается ничего. И тогда, отталкиваясь от того, что всё-таки осталось, призываешь на помощь воображение, впечатления от прочитанных книг, но и в этом случае, чувствуя своё бессилие восстановить прошлое, мечтаешь хоть на минуту взглянуть на то, как все было на самом деле.

Эти мысли посещают меня, когда я думаю о судьбе деревень. Моя деревня уже не та, какой я помню её из своего детства, но говорить об исчезновении Большого Иевлева пока не приходится. Но, к примеру, соседнее Сухоречье, родная деревня мамы, исчезает на глазах. В ней еще остались жилые дома, летом приезжают дачники, но то Сухоречье, каким оно было прежде, живет только в памяти, потому что нет в живых людей, которые составляли душу деревни, определяли её характер и делали уникальной среди тысячи других деревень.

Таких исчезающих деревень сейчас сотни. В чьей памяти они еще живы? Для тех, у кого не может быть о них воспоминаний, остаются названия на карте, а в случае, если возникнет желание наполнить увиденное на карте реальным содержанием, – старые дома, деревья. Остается контур деревни, следы былого, по которым человек в силу своей любознательности и тяги к прошлому, пытается представить то, чем заполнялась жизнь минувших лет.

В этом есть что-то от игры, момент неожиданного, даже чудесного, поскольку, читая названия деревень на карте и ничего о них не зная, задаешься вопросом, что осталось от них сейчас? Находишь их среди лесов, и игра продолжается. Теперь уже пытаешься на основе того, что увидел, представить, как жила эта деревня в пору своего расцвета.

На карте Воскресенского района названия большинства населённых пунктов для меня не просто слова – за ними стоят определённые воспоминания, впечатления, поскольку удалось там побывать. Но есть и пробелы, и если выпадает свободный день, когда я приезжаю из города домой, хочется провести его так, чтобы какой-нибудь из этих пробелов исчез.

Осенью 2010 года я узнала деревни Елизаветино, Прудовские, Петрово и речку Росомаху. На карте они теряются в зеленых массивах за голубыми ниточками Усты и Ижмы.

Елизаветино – красивое название для лесной деревни. Для меня теперь Елизаветино – октябрьское, золотое от осенних берез на закате. Чтобы попасть в Елизаветино, надо съехать с шоссе на лесную дорогу. Но в том и загвоздка, что где одна лесная дорога, там вторая, и третья. Да и не везде проедешь на легковой машине по глубоким колеям дороги, разбитой лесовозами.

За Ижмой в сторону деревни Малое Содомово много местечек, где любят расти рыжики, а поскольку попали мы в эти места в самый «рыжиковый» сезон, то нас с мамой Елизаветино, с дорогой к которому мы никак не могли определиться, почти перестало интересовать. Мы сосредоточились на молодом сосняке, где попадались рыжие шляпки хитрых грибов. Папа не оставлял попыток найти верную дорогу. Мы уже начали склоняться к тому, что пора возвращаться домой, но грибники из соседнего села объяснили, как добраться до спрятавшейся в лесах деревни. Нужная дорога оказалась не по колесам нашей машине, и по октябрьскому прохладному лесу нам пришлось идти пешком. Впрочем, «пришлось» – неправильное слово, такая прогулка может только радовать.

Лес перешёл в молодой сосняк, который вырос на месте заброшенных полей, и возвышающиеся над остальными деревьями тополя не оставили в нас сомнений, что мы выбрали правильный путь. Остатки разрушившихся сараев справа от дороги на миг вызвали в воображении картину хозяйственной жизни деревни прошлых лет с коровником и конным двором. Смутно что-то из детства, простое, как зеленая трава в колеях, чувствовалось еще в посеревших от времени, дождей и снега бревнах и потемневших баньках.

Мы свернули к деревне, дорога вела мимо прозрачного осинника. Собачий лай сообщил о том, что деревня жилая (как оказалось, только один дом, и то только с весны по осень). Пара дымчато-серых застенчивых собак, в которых угадывались черты лайки, похоже, рады были возможности огласить звонким лаем окрестный лес.

Сначала показалось, что Елизаветино – обычная деревня. Но три удивительных для лесной глуши дома оправдали серьёзное и, в то же время, приветливое название деревни. Нас поразил большой двухэтажный дом на кирпичном фундаменте, крепкий, добротный, свидетельствующий о зажиточности хозяев. Обширное чердачное помещение под трапециевидной крышей составляло своего рода третий этаж. Ажурная резьба наличников и подзоров рассказала о любви к красоте тех, кто строил этот дом. Вместо обычного небольшого чердачного окна здесь, сообразуясь, по-видимому, с масштабом целого, чтобы не нарушать гармонии постройки, сделано два полноценных окна вплотную друг к другу, так что они образовали одно окно, но в то же время каждое оформлено резным наличником. Только верхний ярус резьбы из вьющихся растений общий, а в центре два резных задиристых петушка.

Мастер не оставил без внимания ни одной детали: фасад дома на уровне чердака «замостил» досочками, выложенными ёлочкой, подзор из рубчиков, треугольников, точек, черточек, пышных колокольчиков он пустил по каждому выступу, еще один ярус образуется тенью от резного подзора. Поскольку эта часть дома труднодоступна, она сохранилась практически без изменений: не сломали, не испортили дешёвой кричащей краской. Я люблю, когда наличники старых домов остаются некрашеными. Благородным от времени темно-коричневым цветом дерева, искусно обработанного руками мастера, не только любуешься, но будто заслушиваешься как сказкой, потому что и сейчас это дерево, когда нет уже в живых тех, по чьей прихоти оно стало частью дома, наличником, узором в резьбе, продолжает рассказывать о красоте, о важности ее в повседневной жизни человека.

Следующий дом – в один этаж, но высокий, крепкий, с большими окнами со ставнями – весь именно такого цвета, а в окнах сохранилось старое толстое, как бы слоистое, стекло. Помню, такое стекло было в окне дома в Сухоречье. Если смотреть в такое окно на улицу, то определенные его участки, искажают увиденное: люди, идущие по улице, собаки, спешащие по своим делам, вытягиваются или наоборот сдавливаются. В окне елизаветинского дома отражались золотые пряди старых берез.

Еще один дом, несмотря на то, что в его облик были внесены изменения, не отвечающие его характеру, тоже удивил нас. Дом этот усадебного типа, обшитый тесом с закругленными сверху окнами, нарядным крыльцом, подзором в два ряда, изящной резьбой наличников. Каждой угол дома ограничивает пара своего рода полуколонн, украшенных резьбой. Внутри дома – потолок с лепниной, просторные комнаты. Интересно, кем был хозяин этого дома, кто придумал его проект?

Елизаветино было богатой деревней, доход её жителям приносила заготовка леса. Они оставили о себе память в красивых прочных домах, свидетельствующих об умении приносить красоту в обыденную жизнь. Лет двенадцать назад в Елизаветино случился пожар, выгорела противоположная сторона улицы, на которой дома были ещё красивее и основательнее. Остаётся только представлять, что это были за дома.

Ряд домов в Елизаветино со временем был куплен под дачи. Люди, в руки которых попал такой дом, просто обязаны сохранить его. Если же нет возможности сделать это, то хотя бы не надо портить то, что есть. Третий дом – наглядный пример того, как глуп и слеп к красоте порой бывает человек: потолок с лепниной заколочен фанерой, стены оклеены унылыми обоями, раскладушки с грязными матрасами производят впечатление тюремной камеры. Дома захламлены как будто специально. В последнее время дачники не появляются в этих местах. Наверно, к лучшему, потому что заботиться об этих домах они все равно не будут.

В Елизаветино мы пришли уже к вечеру. Закатное солнце показало нам всю красоту деревянного кружева на подзорах – она видна на рассвете и на закате, когда ажурный узор отбрасывает тень на стены дома.

В архивных документах говорится, что Елизаветино основано в средине XVIII века. Другое название деревни – Малые Поляны. Но Елизаветино звучит поэтичнее, к тому же есть интересная легенда о происхождении этого названия. Из Красных Баков в усадьбу на реке Ижме добиралась по лесной дороге княгиня Елизавета Эсперовна Трубецкая. Карета сломалась. Мужичку, исправившему поломку, Елизавета даровала вольную. Он основал в этих местах деревеньку, назвав её по имени своей благодетельницы. Трубецким действительно принадлежали земли в этих местах и вполне возможно, что название деревни как-то связано с именем красивой девушки, которая смотрит на нас с портрета, принадлежащего кисти немецкого художника Ф.К.Винтерхальтера.

* * *

В деревни Петрово и Прудовские дорога разбита лесовозами, поэтому они кажутся оторванными от остального мира. Туда мы отправились в последний октябрьский день. Накануне выпал снег. День был уже ноябрьский по настроению: серый, с облаками, низко бегущими над землей. В такое время как-то особенно остро чувствуется одиночество и затерянность старых деревень.

Серые бревна деревенских домов и высоко над ними тополя – Петрово, которое осталось справа от дороги. Но встретилось в этом небольшом путешествии несколько ярких деталей. Как кисти рябины в потускневшем лесу оживляют ноябрьские серые дни, так и маленькая дикая яблонька, усыпанная аккуратными жёлтыми яблочками, выросшая прямо у дороги, внесла какую-то ободряющую нотку. Её подхватила маленькая лесная речка с необычным названием Росомаха. Весёлой этой речку сделали бобры, устроившие плотину чуть ниже мостика по дороге в Прудовские. Речка у моста разлилась, и сюда доносится журчание воды от плотины. Услышать звонкий голос таких речек обычно можно только весной. Поэтому так удивила и порадовала нас Росомаха. Запомнилась эта речка чёткой графикой ивовых веток на чёрной речной воде, чистой, прозрачной, какой бывает речная вода только осенью.

Деревня Прудовские рассыпалась серыми домами по пригорку. Живут там только три человека, летом население увеличивается за счёт дачников: место симпатичное, неподалеку сосновый лесок, речка, пусть небольшая, но весёлая. Как сказала встретившаяся нам старушка: «А как и хорошо здесь жить – тихо, спокойно. Сходила до лесу – корзину зеленух принесла».

* * *

Незаметно исчезают старые деревни. Но их история вплетена тоненькими ниточками в историю всей страны. Можно попробовать зацепить эту ниточку и отправиться в увлекательное путешествие в прошлое.

Дина Коротаева

В настоящей публикации использованы фотографии Дины Коротаевой

Настоящая публикация размещена на сайте Галины Филимоновой в рамках проекта «Места памяти Нижегородской области»

Как поддержать проект?