Материал предоставлен для публикации директором Приволжского филиала ГЦСИ Анной Гор
в рамках проекта "Культурное наследие Нижегородской области: кризис памяти"

Зачем нам нужно наследие и что нас влечет к его изучению?

Сохранять прошлое, воплощенное в недвижимых памятниках, человечество программно начало лишь в 18 веке. До того, в эпоху Возрождения, оно осознало, что новое – это хорошо забытое старое, и римские мраморы начали откапывать из земли. Однако камни Колизея по-прежнему шли на строительство папского Рима, а барочные храмы сооружались на фундаментах античных базилик. Однако когда Винкельман увидел раскопки в Помпеях и Геркулануме, а затем осмыслил увиденное в «Истории древнего искусства», дело приняло иной оборот. Стало понятно, что в древностях скрыто не просто обаяние и красота, а новое знание о мире. Позитивистская философия, жаждавшая познать мир и утверждавшая его познаваемость, заставила интеллектуалов внимательно взглянуть на старину в разных проявлениях. В первую очередь, конечно, это были произведения искусства и разного рода кунштюки, затем – естественнонаучные находки, а также все то, что могло рассказать о прошлом. Само знание о прошлом все более тяготело к тому, чтобы стать точным знанием. С конца 18 века началось бурное развитие музейного дела, и весь 19 век можно без преувеличения считать веком музеев. Тогда-то и сформировалось в общественном сознании понятие ИСТОРИЧЕСКОГО ПАМЯТНИКА, то есть предмета (размер не имел значения, это могло быть и здание), который несет в себе ЗНАНИЕ о прошлом. Археология, развивавшаяся тогда как достаточно новая историческая наука, была, в некотором роде, первооткрывательницей новых миров: древности и язык египетских фараонов, античность, материализовавшаяся уже не из текстов Гомера, а из земли Микен и холма Гиссарлык… Символом средних веков стали романские и готические соборы, популяризатором которых оказался архитектор (реставратор, как мы назвали бы его сейчас!) Виолле-леДюк. Правда, его метод реставрации зачастую домысливал то, что не сохранило время, но именно ему мы обязаны тем, что Нотр-Дам в Париже превратилась из руины в памятник.

Итак, что же двигало теми исследователями и общественными деятелями, которые проложили путь современным защитникам наследия? Что заставило их в течение полутора последних столетий сформировать идеологию его охраны, законодательные акты, в том числе и в международном праве, массу технологий и способов реставрации, институтов и движений? Мы часто слышим: желание сохранить для потомков прошлое. Эту формулировку хочется уточнить: не просто сохранить в неизменности, как консервы, но иметь возможность постоянно извлекать из этого предмета НОВОЕ ЗНАНИЕ, иметь возможность возвращаться к нему, интерпретировать, соотносить с новыми данными, сравнивать с новыми памятниками, в общем, СОХРАНЯТЬ, ЧТОБЫ УЗНАВАТЬ. Таким образом, стремление человечества к охране наследия может быть объяснено его стремлением к НОВОМУ. Само это стремление, согласно недавно появившейся психологической теории, изложенной Александром Сосландом, называется КАЙНЕРАСТИЯ, (от kainos др. греч. – новый, erastes др. греч. – любящий, почитатель) и составляет коренную сущность любого влечения. Она присуща всем сферам человеческих интересов и всем областям деятельности. Подобно либидо или стремлению к власти, кайнэрастия является коренным влечением, несводимым более ни к чему. Именно в силу этой потребности человек и пытается узнать как можно больше и подробнее о прошлом, сохранив это прошлое в разных его проявлениях. Поэтому деятельность по охране наследия, осознанная и отрефлексированная человечеством, является одной из его базовых потребностей. Вряд ли, таким образом, стоит противопоставлять действия по развитию нового и сохранению старого, ведь это звенья одной цепи, разные части одного процесса. Впрочем, в последнее время явно наметилась тенденция к их соединению и диалогу.

Во время недавней поездки в Париж я впервые оказалась в подвальном этаже Лувра. Он был создан во время масштабной реконструкции в 1980-е годы, и представляет собой расчищенные основания построек средневекового Лувра-крепости, когда он играл исключительно оборонительную, а не дворцовую роль. Мощные основания донжона и угловых башен, связывающие их стены, арки крипты интересны сами по себе, они - свидетельства глубины исторической миссии крупнейшего музея. Но сотрудники Лувра на этом не останавливаются. В пространстве данного экспозиционного раздела регулярно появляются произведения современного искусства, которых очень тщательно выбирает куратор Мари-Лор Бернадак. Я попала в тот момент, когда вдоль средневековых стен горели неоновым светом каллиграфически выведенные надписи отца концептуализма Джозефа Кошута. Смысл этих афористичных высказываний был примерно такой: «Между каждым донжоном и каждой криптой непременно располагается стена», то есть жизнь – это и есть стены, которые мы возводим, от расцвета и до конца. Этот словесный нерв превращал памятник в архитектурный спектакль, развертывающийся перед зрителем, расставлял акценты, выявлял смыслы. Потому что смысл не просто в том, чтобы «было», а в том, как мы можем это трактовать с позиций современности. И медиатором, переводчиком между прошлым и настоящим в данном случае выступил один из классиков современного искусства Кошут. Кстати, в будущем году в этом самом пространстве будет экспонироваться выставка российских художников. И тогда пространство наследия наполнится каким-то другим смыслом.

В российской практике соединение старого и нового тоже получает все большее развитие. Здесь есть бесспорные удачи и оглушительные провалы. К последним можно отнести московскую реконструкцию ансамбля в Царицыне. Полные мрачного романтизма руины никогда не бывшего завершенным архитектурного комплекса Баженова – Казакова, несущие в себе память о конфликте зодчего и монарха, о метафорическом языке архитектуры эпохи Просвещения и т.п., вдруг превратились в нарядный, отделанный с евроремонтной безликостью «под старину» дворец. Что важно было выявить в реконструкции, чтобы остался смысл памятника, чтобы его недосказанность, веками существовавшая «несделанность» прочитывалась как исторический урок? Возможно, все несуществующие части можно было сделать в новых материалах – стекле и металле. Возможно, пожертвовать полезной площадью, оставив Большой дворец стоять без кровли, как невероятных размеров садовый павильон. Однако возобладало самое банальное решение – достроить, чтобы была комфортная недвижимость, и теперь ее так удобно сдавать под корпоративы и свадьбы…

А вот другой вариант – реконструкция здания Главного штаба в Петербурге, которую под руководством М.Б.Пиотровского проводит архитектурная мастерская братьев Явейн «Студия 44». Деликатное объединение разрозненных внутренних административных пространств в здании Карла Росси, появление музейной анфилады, остроумная машинерия вращающихся дверей – все это подчеркивает образ музея, но при этом по-новому трактует его в соответствии с искусством Нового и Новейшего времени. Планируется, что Эрмитаж переместит в эти пространства те экспозиции, которые наиболее близки к нашей эпохе – от импрессионистов до участников программы «20/21», целиком посвященной современному искусству. Зачем, казалось бы, Эрмитажу современное искусство, все равно от своей репутации классического музея он никогда не уйдет? Думаю, затем же, зачем и Лувру – чтобы актуализировать наследие, сверяя его с современной художественной рефлексией, чтобы ярче выявить заложенные в нем НОВЫЕ СМЫСЛЫ.

Примерно той же логикой руководствуемся и мы, затевая в Пороховой башне Нижегородского кремля, вплотную примыкающей к зданию Арсенала, проект «Genius Loci» («Дух места»). Пока мы ремонтируем Арсенал, шаг за шагом приспосабливая его к экспонированию современного искусства, он постоянно дарит нам новые сведения о том, что было на этой территории как в близкие, так и в самые далекие времена. Находка спрятанных под полом учебных гранат времен Великой Отечественной войны - довольно опасное происшествие, напоминание о недавней функции здания. А результаты археологических раскопок, проводившихся в 2007-08 годах, позволяют достаточно точно представить, что происходило в 13-19 веках н.э. с этим самым кусочком земли, размером в 0,2 га, на котором стоит Арсенал.

Эти находки: отдельные предметы – фрагменты браслетов и других украшений, части орнаментированной керамики, кольцо-солнцеворот 14 века, клад серебряных монет времен Ивана Грозного, очертания изб и хозяйственных построек и т.д. и т.п., расскажут много нового о «доарсенальской» жизни маленького участка нижегородской земли.

Но только тогда, когда визуализация этой истории будет яркой, образной и очень современной. Мы постараемся сделать это через художественный образ, воплощенный в мультимедийной инсталляции известного российского художника Владислава Ефимова, через 3D-анимацию, воссоздающую включающий Арсенал ампирный ансамбль вокруг взорванного в 1930-е Спасо-Преображенского собора, через акцентирование внимания зрителя на идеальной средневековой кирпичной кладке сводов Пороховой башни. Экспозиция «Дух места», которую мы готовим в партнерстве с Нижегородским историко-архитектурным музеем-заповедником, будет показывать прошлое через самые современные способы информационной подачи. Потому что прошлое полно открывается тогда, когда современность тоже понимается как ценность.

Автор доклада:
Гор Анна Марковна
директор Приволжского филиала Государственного центра современного искусства

В публикации использованы фотографии и материалы, предоставленные Приволжским филиалом Государственного центра современного искусства

Материал предоставлен автором в качестве доклада на семинар проекта "Культурное наследие Нижегородской области: кризис памяти"