Материал предоставлен Николаем Морохиным и Дмитрием Павловым в качестве
доклада на семинар «Журналистика и культурное наследие: ребрендинг территорий»

Культурное наследие Нижегородского Поволжья в публицистике XIX – начала XX вв.

Около двухсот лет назад публицисты впервые обратились так или иначе к теме сохранения культурного наследия Нижегородского Поволжья. Авторы этого доклада, работая над сборниками записок, писем и очерков путешественников, которые побывали в Нижегородской губернии в прошлые века, обратили внимание на то, что эта тема, практически не звучавшая в таких произведениях до начала XIX века, занимает со временем в них все более значительное место. Этот доклад не претендует на полноту: поставленная тема достойна, например, диссертационного исследования. Мы хотим представить – почти без комментариев – лишь некоторые характерные образцы постановки темы сохранения культурного наследия в работах публицистов XIX – начала XX веков.

У авторов вызывали сожаления исторические здания, которые гибли во время бедствий, они ставят вопрос о том, чтобы грамотно организовывать защиту городов от пожаров, в частности, и для того, чтобы не потерять такие достопримечательности.

Иван Михайлович Долгорукий (Долгоруков) (1764 - 1823) – поэт и мемуарист, крупный государственный чиновник, внук опального князя Ивана Долгорукова, наперсника Петра Второго. Окончил Московский университет и был на военной и гражданской службе, в 1791-1796 годах – пензенский вице-губернатор, в 1802-1812 годах – владимирский губернатор. Основал во Владимире библиотеку. Автор сатир, салонной лирики, нескольких комедий. Оставил книги мемуаров «Бытие моего сердца», «Капище моего сердца», «Повесть о рождении моем, происхождении и моей жизни». Обращался к жанру путевых очерков в книгах «Славны бубны за горами», «Путешествие в Киев в 1817 году». «Журнал путешествия из Москвы в Нижний 1813 года» - одна из подобных его книг, основу которой составляют наблюдения и непритязательные размышления о жизни провинции. Она стала результатом поездки, во время которой Долгорукий въехал в Нижегородскую губернию 20 июля 1813 года, а покинул ее 18 сентября, при этом долгое время провел именно в Нижнем Новгороде. В эти дни Долгоруков становится свидетелем огромного пожара, который происходил при сильном ветре.

Между многими обывателями, кои тогда всего лишились, потерпел важной убыток известной механик Кулибин. Дом его хотя стоял на холму и до того казался безопасным, что я даже с шурином бился об заклад, что его должно отстоят, и что он может не сгореть. Надлежало отломать одну старинную кругом дома галерею и крыльцы, и он, конечно бы, уцелел. Но где никто ничего не делает, а всякой, руки поджавши глядит на пожар, как на прозрачную картину в иллюминацию, как там не сгореть всему, что попадется под малейший пар огня? Не вздумано даже крышки смачивать, ни поливать стен, и в одну минуту дом Кулибина от зноя весь поднят на воздух. Мы оставили его еще на своем основании, но не успели доехать домой, как с ужасным треском полетел Кулибина бельведер. Дым густой обвился вокруг его, отвсюду и из средины руин поднялся пламенной столп, которой меньше чем в полчаса обратил старинное жилище нескольких человеческих душ в пепельную площадь. Я пожалел об бедном механике, об участи вообще губернских городов в отношении к подобным случаям, и заплатил шурину проигранный заклад, припомня пословицу: «Спорь до слез, а об заклад не бейся!». Я слышал, что в этот пожар Кулибин лишился многих своих моделей и инструментов. Не возвратная потеря! Домы можно заново построить, но подобные предметы часто теряются раз навсегда, и сии потери, по мере пользы, какой от художника ожидает публика, бывают несчастия общественные. Так печален такой пожар (Путешественники, с. 260).

В публицистике французского писателя Астольфа де Кюстина – размышление о том, как в России, в частности, в Нижегородской губернии, относятся к историческим и архитектурным реликвиям. Он уличает власть в стремлении их подменять, модернизировать сообразно своим вкусам и, наконец, кичиться тем странным вкладом, который она делает в сохранение памятников.

Астольф де Кюстин (1790 — 1857) — маркиз, французский писатель и публицист, был известен у себя на родине как автор романов «Этель» и «Ромуальд, или Признание». Он много путешествовал по Европе, и его очерки о поездках пользовались популярностью. В нашей стране де Кюстин – это прежде всего создатель записок «Россия в 1839 году», имевших большой общественный резонанс. Отец и дед писателя были казнены якобинцами, сам он был убежденным монархистом. Когда он в 1839 году намерился приехать в Россию, власти придали особое значение его поездке и были уверены, что европейски известный автор создаст книгу, прославляющую самодержавие. Де Кюстина принимал сам Николай I. Писатель посетил российские столицы и Нижний Новгород. Однако вышедшие затем во Франции путевые записки в форме писем стали подлинным памфлетом против уродливых сторон царской власти и крепостничества, против рабства, которым пронизана была, с точки зрения де Кюстина, жизнь России. Более того, поездка изменила его политические взгляды, писатель потерял симпатии к монархизму!

Темой очерков о Нижнем Новгороде стал контраст между красотой волжской природы и убожеством, необустроенностью жизни рядом с великой рекой, между размахом ярмарки, по оценке автора, самой крупной на земном шаре, и злоупотреблениями, которыми обросла экономика. Обратим внимание на то, что де Кюстин воспринимает ярмарку как своего рода пережиток и утверждает, что по мере развития хозяйства, коммуникаций, она сойдет на нет. Собственно, так и случилось через 90 лет. Звучавшие в краеведческой литературе попытки объявить ликвидацию ярмарки «кознями большевиков» наивны. Истинная причина другая: хозяйство уже не нуждалось в том, чтобы с первобытным упорством свозить все товары в одно место и развозить оттуда – в экономике работали уже другие механизмы. И кстати, именно поэтому ярмарку невозможно возродить сейчас, сколько бы это ни провозглашали: вместо нее возник всего-навсего скромный выставочный комплекс. С почтением автор пишет о русском народе, считая его великим, талантливым и не достойным быть жертвой деспотизма.

Николай I, назвав де Кюстина «негодяем», запретил само упоминание о книге. Многие общественные деятели восприняли ее как русофобскую. Лишь в I половине ХХ века очерки были дважды изданы в России в отрывках. Знакомство с полным текстом, опубликованным лишь в 1990 году, убеждает: эти отрывки не передавали и доли того заряда обличения, которые содержал оригинал. Изображенные в нем черты варварства и деспотии были неприятным образом узнаваемыми и спустя век. Де Кюстин остается фигурой, к которой не потерян интерес наших соотечественников. Пример тому – полный размышлений о судьбах российской культуры и государственности фильм Александра Сокурова «Русский ковчег», где в центре выведена фигура иностранного писателя-путешественника, в которой специалисты узнавали де Кюстина.

Минин, освободитель России, чья память особенно прославляется после нашествия французов, похоронен и Нижнем Новгороде. Его могила находится в соборе среди могил удельных князей. Знамя Минина и Пожарского — реликвия, высоко почитаемая в России, — хранилось в деревне между Ярославлем и Нижним. В тысяча восемьсот двенадцатом году, когда понадобилось подогреть энтузиазм солдат, эту хоругвь послали в армию, причем торжественно обещали ее хранителям, что по миновании надобности она будет возвращена. Однако после победы знамя это, вопреки всем обещаниям, было помещено в Московский Кремль на хранение, а обманутым крестьянам дали копию чудотворной святыни, причем снисходительно объяснили им, что копия эта в точности соответствует оригиналу. Вот вам недурной образчик честности русского правительства.

Этого мало. К исторической истине в России питают не больше уважения, чем к святости клятвы. Подлинность камня здесь также невозможно установить, как и достоверность устного или письменного слова. При каждом монархе здания переделываются и перестраиваются по прихоти нового властелина. И благодаря дикой мании, величаемой гордым титулом прогресса цивилизации, ни одно сооружение не остается на том месте, где его воздвиг основатель. Буря царских капризов не щадит даже могил. Император Николай, разыгрывающий из себя московского архитектора и перепланировывающий по своему вкусу Кремль, не новичок в этом деле. Нижний уже видел его за работой.

Войдя сегодня утром в собор, я почувствовал волнение от веющей в нем древности. Так как в нем покоится прах Минина, то его, думалось мне, не трогали по крайней мере лет двести. И эта уверенность еще увеличивала мое почтение к старинному зданию. В благоговейном молчании стояли мы перед усыпальницей героя.

— Это, безусловно, одна из самых прекрасных и самых интересных церквей, посещенных мною в вашей стране, — сказал я губернатору.

— Я ее выстроил, — ответил мне Бутурлин.

— Как? Что вы хотите этим сказать? Вы ее, очевидно, реставрировали?

— Ничего подобного. Древняя церковь совсем обветшала, и император признал за благо, вместо того чтобы ремонтировать, отстроить ее заново. Еще года два тому назад она стояла шагов на пятьдесят дальше и, выдаваясь вперед, нарушала правильность распланировки нашего кремля.

— Но прах Минина?! — воскликнул я.

— Его вырыли, так же как и останки князей. Теперь они покоятся в новом месте погребения, которое вы в настоящую минуту обозреваете.

Я воздержался от реплики, дабы не произвести революции в уме верноподданного слуги императора, и молча последовал за ним, продолжая осмотр Нижегородского кремля.

Вот в каком смысле понимают здесь почитание усопших, уважение к памятникам старины и культ изящных искусств. Но император, зная, что все древнее вызывает к себе особое благоговение, желает, чтобы выстроенная вчера церковь почиталась как старинная. Что же он делает? Очень просто: она — древняя, говорит он, и церковь становится древней. Новый собор в Нижнем Новгороде древний, и если вы сомневаетесь в этой истине, значит, вы бунтовщик. (Путешественники, с. 374-375).

Как важное природно-культурное наследие осмысляются во II половине XIX века леса и сады. Об опасности их варварского уничтожения пишет Василий Немирович-Данченко в связи с тем, что видит и во Владимирской губернии, и в Нижегородской - в окрестностях современного Володарска – у станции Сейма, где предприниматель Бугров скупил и уничтожил огромные площади леса.

Василий Иванович Немирович-Данченко (1844 - 1936) – известный русский прозаик, поэт и журналист. Родился в Тифлисе в семье казачьего офицера, старший брат известного театрального деятеля Владимира Немировича-Данченко. Учился в кадетском корпусе. В 1863-1968 годах занимался журналистикой в Петербурге. За мошенничество был сослан в Архангельск, где служил чиновником, собирая статистические данные о поселениях губернии, до 1874 года. С этого времени печатал путевые очерки, которые благодаря глубокому интересу к жизни людей, к судьбам культуры в провинции, острому взгляду автора и выразительному языку быстро обрели популярность у читателей. Темой их позднее стали поездки на Урал, на Каспий, на Кавказ, по Европе, Азии и Африке, а автор создал себе громкое имя «писателя-туриста». Именно к таким лучшим очеркам относится и книга «По Волге» (1877).

В качестве военного корреспондента Немирович-Данченко был на Русско-Турецкой и Русско-Японской, Первой Мировой войнах. Он призывал служить Родине «пока она несчастна и угнетена, и всему человечеству, когда она сильна и благополучна». Популярны были романы Василия Немировича-Данченко «Горные орлы». «Забытая крепость», «Царица Тамара» об истории Кавказа, «Гроза», «Плевна и Шипка» и повесть «Большое сердце» о военных действиях на Балканах, биографическая книга о генерале Скобелеве, из-под его пера вышел ряд стихотворных сборников. Творчество Немировича-Данченко высоко оценивали Ф.М.Достоевский, Л.Н.Толстой, А.П.Чехов, а по востребованности в библиотеках его книги занимали в начале ХХ века одно из первых мест. Писатель не принял революцию 1917 года и эмигрировал. В последние годы жизни писал мемуары. Умер в Праге.

Во Владимирской губернии прежде было пропасть лесу, теперь его сплошь валят. Под топором исчезают трехсотлетние, выхоленные рощи. Ничему пощады нет: в бывших крупных имениях вырубаются даже сады! Поэтому во всей этой местности климат ухудшился донельзя. Песчаная часть губернии, еще недавно занятая лесами, скоро обратится в Сахару. Деревья вырублены — без них песок влаги не держит, понятно, что скоро мы у самих себя будем видеть прекрасные среднеазиатские степи с голодным и одичавшим населением. Зло, действительно, страшное. Леса рубятся на постройки москвичей, до сих пор предпочитающих деревянные дома каменным. Сплав начинается в пятидесяти верстах от Гороховца, потом от Галицкой пристани. Здесь лес идет 337 верст частью по Клязьме, частью другими путями: весною — сплошь покрывается сплавными бревнами эта река. Сказывают, что воды не видно под ними. Знаменитые Рюминские рощи вырублены тотчас же по продаже их какому-то купцу. Гороховецкие леса вырубаются скупающими их гуслицкими крестьянами. Точат уж зубы и на казенные леса, только те еще держатся покуда. Берегущий свои рощи Морозов, в Орехове-3уеве, высматривает для своей мануфактуры всевозможные лесные участки. Страсть, что она лесу поела, а каменным углем заменить невдомек. Фролищевская пустынь еще удержалась. Ее, как говорят, запрещено продавать, и там до сих пор стоят незыблемо хвойные гиганты, покрывавшие еще недавно значительные пространства этого края. Вследствие этого, около пустыни случаются прежние урожаи, остальные же земельные участки «сохнут», по меткому выражению моего спутника (Путешественники, с. 607-608).

Вслед за своим соотечественником Кюстином о судьбе Нижегородской ярмарки размышляет Пол-Арман Сильвестр. Ярмарка стала для него потрясением – она огромна и многолика. Однако публицист понимает ее историческую бесперспективность и видит ее будущее как памятника или даже как памяти своей эпохи.

Пол-Арман Сильвестр (1837 – 1901) – французский поэт, критик, драматург, музыкант. Он родился в Париже. Учился в Политехнической школе на военного инженера, однако стал чиновником департамента финансов. Его успешная служба была отмечена в 1886 году орденом Почетного Легиона. Однако главным в своей жизни Сильвестр считал занятия литературой. С 1860-х годов он печатает в парижских журналах свои стихи, а к первому их сборнику предисловие пишет Жорж Санд. Сильвестр относится к «парнасцам» - группе поэтов, которые проповедовали утонченный эстетизм, изобразительную точность полутонов в словесном в образе. В 1880-х годах Сильвестр получает известность во Франции как автор драм «Сапфо» и «Генрих VIII», музыку к последней пишет К.Сен-Санс. Как критик и знаток искусства он сближается с импрессионистами, его размышления об их творчестве отмечены глубоким пониманием живописи и ее новой стилистики.

Большая книга очерков «Россия: впечатления, портреты, пейзажи», написанная в 1890-х годах Сильвестром после путешествия в Петербург, Москву и Нижний Новгород, полна изобразительной силы, которая становится в итоге орудием в осмыслении чужой страны, других традиций, другого понимания мира. Авторская речь прихотлива, витиевата и полна словно бы сочных импрессионистических мазков, из которых у читателя сложится в конце концов широкая и яркая картина увиденного.

Нижний Новгород может потерять в будущем свою значимость. Другие ярмарки на территории России, подобные этой, некогда знаменитые, уже наблюдали исчезновение своей популярности. Но легенда о небывалой оживленности и разгуле в Нижнем будет долго еще жить и после того, как уже не будет каждый вечер разводиться живописный мост через Оку, связывающий ярмарку и собственно город, чтобы открыть проход скользящим меж двух дорожек серебристой воды судам, груженных тюками (Путешественники, с. 719-720).

Особое внимание публицистов привлекает Макарьевский монастырь. Этот удивительный по красоте, овеянный историей архитектурный комплекс приходит в запустение. В 1868 году мужской Макарьевский монастырь был упразднен. Это обрекло его постройки на разрушение и разграбление. И процесс не приостановился даже с образованием в его зданиях в 1882 году женской обители. Авторы публикаций выражают тревогу о его судьбе, однако не видят реального способа их сохранить в сложившихся условиях. Их призыв – отличать, наконец, культовые постройки-шедевры от тысяч заурядных церквей.

Евгений Андреевич Салиас де Турнемир (1840 - 1908) – известный русский писатель, граф. Родился в Москве, сын французского графа и писательницы Евгении Салиас (урожденной Сухово-Кобылиной), печатавшейся под псевдонимом Евгения Тур. В доме его матери частыми гостями были Н.И.Надеждин, И.С.Тургенев, А.Н.Афанасьев, в юности Евгений Салиас общался с А.И.Герценом и Н.П.Огаревым. Писатель окончил Московский университет, был адвокатом в Туле, чиновником в Тамбове, заведовал московским отделением архива Министерства имперского двора. За первым романом «Пугачевцы», написанным в начале 1870-х годов последовала целая серия других исторических романов. Востребованным, читаемым до сих пор на Нижегородской земле остается один из них – «Владимирские Мономахи», основой которого послужила история Выксунских заводов и их основателей Баташевых. Очерк «Волга» написан, видимо, в самом начале семидесятых годов XIX века и напечатан в № 1 журнала «Беседа» за 1872 год, тогда, когда имя Салиаса еще не было известно читающей публике. Но в этом произведении чувствуется и талант, и склонность критически анализировать увиденное, размышляя о судьбах России.

Судьба Макарьевского монастыря в будущем — прокатиться по частям… вниз по Волге. Река в изгибе сильным напором всякую весну бросается на него и отрывает по куску… Несколько развалин древней кладки видны у края подмытого берега на половину в воде. Затрата двух, трех тысяч рублей на укрепленье берега могла бы спасти от уничтоженья один из немногих древних памятников, видимых на Волге. А между тем через 15 лет, а при двух, трех сильных разливах и гораздо раньше — Макарьевского монастыря не будет на берегу Волги. Судьба, вероятно, хочет, чтобы монастырь, основанный в 15-м столетии, выдержавший много осад от казанцев и других татар, боровшийся упорно и славно с шайками Стеньки Разина, — погиб в 19-м веке, в который Русь особенно усердно покрывается из конца в конец сотнями и тысячами уродливых колоколен и церквей. Половина той суммы, которая затрачивается ежемесячно в любом уездном городе, на 15-й и 20-й храм при 8—10 тысячах жителей и дарит город нелепой постройкой — спасла бы древний памятник от гибели… (Путешественники, с. 575)

Николай Николаевич Оглоблин (1852 - ?) – русский историк, этнограф и публицист. Родился в Киеве в семье известного богослова, настоятеля Софийского собора. Учился в Киевской духовной академии и Московском археологическом институте. Служил в архиве Министерства юстиции, где занимался изучением документов, связанных с историей освоения Сибири и с Запорожской Сечью, его исследования были удостоены наград Академии Наук. В 1890-х годах после смены руководства архива покинул его, в дальнейшем занимался журналистикой и этнографическими изысканиями. Публиковал очерки о речном судоходстве, о жизни марийцев и мордвы, о провинциальных городах, сотрудничал со столичными журналами. В Нижегородской губернии подолгу бывал в Васильсурске и в Поветлужье, которым посвятил несколько очерков. Сотрудничал с Нижегородской губернской ученой архивной комиссией. Среди очерков Николая Оглоблина – «Старый Макарий» - о судьбе города Макарьева на Волге.

Вообще, если можно в настоящее время мириться с монастырями, то именно как с прибежищами вопиющей бедноты, горя, обездоленной, незадавшейся, искалеченной жизни, где эти несчастные жертвы не только находят приют, но и возрождаются путем труда. К таким монастырям-богадельням можно относиться с полным уважением и желать им большого процветания.

Возвращаюсь к описанию монастыря. Против «Святых врат», за пустырем двора, возвышается хорошо видная с Волги величественная громада Троицкого собора, лишенная главного купола (4 малых сохранились), провалившегося несколько лет назад. С тех пор собор пустует, тщетно поджидая богатого благодетеля, который дал бы средства на его восстановление. О внутреннем виде этой грандиозной руины, вполне еще способной к возрождению, поговорю ниже (Оглоблин, с. 176-177).

Впечатление получалось то, когда видишь здорового, сильного человека, но опустившегося и захиревшего от какой-нибудь ничтожной ранки, которую легко залечить. Стоит только серьезно взяться за пустую в сущности ранку, но очень запущенную, и человек снова будет крепок, здоров, силен. Но у больного нет сил или возможности приняться за серьезное лечение, и он тает, гибнет от пустой причины…

То же самое происходит и с Троицким собором. Он вполне здоров, могуч и способен еще к многовековой жизни, хотя уже прожил 2,5 века (основан в 1658 году). Громадные стены, толстые столбы, прочные своды, арки, боковые купола и проч. — все в нем еще цело и крепко. Кирпичной кладки «лом не берет». Но его гложет ничтожная рана — обвал среднего купола, и она может совсем его погубить…

Место провала плохо прикрыто деревянным потолком и такою же плохенькою, дырявой крышей. Насколько продырявились потолок и крыша, достаточно доказывает масса голубей и ворон, гнездящихся вверху храма и летающих везде. Сквозь все эти отверстия льются внутрь дождевые и снеговые воды, и постепенно разрушают кирпичную кладку и портят живопись, которою покрыты все стены, своды, арки и столбы храма.

Заметьте, что это — живопись XVII века, образцами которой мы далеко не богаты… А тут громадная галерея произведений этой редкой живописи — и она гибнет!.. Некоторые изображения уже истерлись и потускнели, краски выцвели, потрескались или загажены птичьим пометом, исцарапаны клювами и когтями, или пострадали при падении огромного и тяжелого купола. Но многие рисунки еще вполне целы и краски их так свежи, сочны, ярки, словно вчера наложены. При своей крайней близорукости я не мог и в бинокль рассмотреть изображения, находящиеся на сводах очень высокого храма (на глазомер — больше 20 сажен), а говорят — там сохранились прекрасные изображения, особенно два лика Богоматери. Однако, не за горами гибель всех этих изображений… Да будет стыдно нашим богатым археологическим обществам, если они не спасут от гибели этого редкого памятника русской живописи и архитектуры XVII века… На полное восстановление Троицкого собора требуется около 80 тысяч, а на поддержание его хотя бы в настоящем виде много меньше (Оглоблин, с. 178)

В начале 1870-х годов Желтоводский монастырь был упразднен и около 10-ти лет находился в полном запустении, разрушаясь постепенно и не столько от естественных причин (разлива Волги и проч.), сколько искусственно. Серьезного надзора за монастырем не было: смотрели за ним сторожа, которые и сами тащили, что возможно, и другим за мзду не препятствовали. Макарьевцы немало поживились около своего старого монастыря, об упадке которого льют теперь крокодиловы слезы…

Уцелевшие монастырские корпуса стояли без крыш, окон, дверей и проч. Все металлические принадлежности были расхищены. Всякий мог придти в монастырь, как в общественный магазин, дать гроши сторожам и тащить, что понадобилось, или попалось на глаза. Просто, откровенно и совсем по-российски… (Оглоблин, с. 180-181).

Николай Морохин, Дмитрий Павлов

Оглоблин Н.Н. Речные проселки. Сост. Н.В. Морохин, Д.Г. Павлов. – Н.Новгород: Книги, 2010
Путешественники. Сост. Н.В. Морохин Д.Г. Павлов. – Н.Новгород: Книги, 2009

В настоящей публикации использованы фотографии Сергея Петрушева: на снимках - ансамбль Макарьевского Желтоводского монастыря на Волге

Материал предоставлен Николаем Морохиным и Дмитрием Павловым в качестве доклада на семинар «Журналистика и культурное наследие: ребрендинг территорий»